По тонкому льду экономической стабильности.

Воспроизводственный кризис и российские цены.

А. Илларионов в конце прошлого года посчитал возможным вспомнить «проблему 2003 г.»: «как вы помните, в течение нескольких лет политические деятели и экономисты России обсуждали, как Россия встретит 2003 г. и как она его пройдет. Когда 2003 г. наступил, выяснилось, что никакой проблемы не существует». «Дальновидность» и обстоятельность советника по экономике чем-то напоминают поведение безалаберного туриста, бросившегося собирать блестящие ракушки, когда океан отступил перед ударом первой волны цунами. Катастрофа в данную календарную дату, конечно, не произошла, но дряхление производственного аппарата невозможно преодолеть при объеме инвестиций, который в совокупности со спекуляциями на фондовом рынке составляет 1/3 от дореформенного уровня капиталовложений. Кроме упоминавшейся электроэнергетики инвестиционные ориентировки энергетической стратегии провалили все отрасли, включая добычу и транспорт нефти и газа. Еще хуже положение в других отраслях реального сектора. К наиболее тяжелым последствиям приводит старение фондов в инфраструктурных отраслях и системах жизнеобеспечения населения. На изношенном оборудовании и при допотопных технологиях нельзя обеспечить прирост экспорта машинно-технической продукции и снизить энергоемкость ВВП.

В числе причин плохого инвестиционного климата называются и нелегитимность миллиардных состояний, которую стремятся устранить законодательным закреплением результатов приватизации, и частые непредсказуемые изменения хозяйственного законодательства, и непомерная налоговая нагрузка и слабость банковской системы. Однако можно утверждать, что даже после устранения названных причин деньги продолжат уходить из страны. Первопричина кроется в уродливости хозяйственного организма, возникшего в результате авантюры по мгновенному переходу к рынку.

Рассмотрим последствия шоковой терапии для экономики, используя упрощенные схемы и известную формулу рыночного равновесия: спрос равен предложению. Преобразуем равенство с учетом того, что спрос это денежные средства потребителей конечной продукции, т.е. населения, корпораций и государства, а предложение — физический объем товаров и услуг, помноженный на цены:

Спрос = товарная масса х цены.

Известно, что при увеличении одного из сомножителей равенство сохранится только при соответствующем уменьшении второго сомножителя.

Шоковая терапия свелась к гиперинфляции. С 1.01.92 г. были в 5 раз (в течение 1992 г. примерно в 100 раз) в административном порядке повышены цены на энергоносители и тарифы на железнодорожные перевозки. Из-за инфляционного обесценения заработной платы и пенсий, сбережений населения и оборотных средств предприятий спрос оказался замороженным. Дефицит бюджета покрывался снижением расходов и иностранными кредитами. Естественный резульат - обвальное снижение объемов производства.

Незнание азов арифметики привело к разрушению экономики, но ничему не научила последователей Гайдара. Все элементы монетаристской политики тщательно соблюдаются до сих пор. Регулируемые государством цены (газ, электроэнергия, железнодорожные перевозки, услуги ЖКХ и т.д.) по-прежнему повышаются 1—2 раза в год в размерах, опережающих фоновую инфляцию и рост доходов потребителей. Правительство борется с зарплатой бюджетников, экономит на пенсиях, ограничивает бюджетные расходы, стерилизует доходы от высоких мировых цен, закачивая их в стабилизационный фонд.

Уровень монетизации за период реформ смог повыситься от исчезающе малой величины в 1992 г. до 19% от ВВП в 2004 г. Из этого не следует, что скорость оборота денег в России в 4 раза выше, чем в сбалансированных экономиках развитых и развивающихся стран. Игнорирование экономических законов и слепое следование монетаристским догмам разрушили денежное обращение. Экономика преодолела дефекты денежно-кредитной политики довольно уродливым способом — взаимными неплатежами. Общая задолженность, по расчетам, составляет без малого 10 трлн руб., или примерно 60% от ВВП. Сумма 19% живых денег и 60% взаимных долгов является оценкой реальной потребности в рублях для обслуживания рынка.

Тяжелые последствия шоковой терапии этим не исчерпываются. Например, рост цен на базовые ресурсы (энергоносители и конструкционные материалы с учетом доставки) оказался в 3-4 раза выше, чем на другую продукцию промышленности и сельского хозяйства. Такое возможно в двух случаях - при запасе рентабельности в отраслях с менее динамичными ценами или при повышении эффективности производства, позволяющего перекрыть рост затрат на потребляемые ресурсы снижением их удельного расхода. Стартовые цены советского периода, в равной степени учитывавшие реальные затраты и обеспечивавшие всем примерно одинаковый уровень доходности, исключают первый вариант. Говорить о росте эффективности в условиях системного экономического кризиса тоже не приходится. Получается, что удалось обойти экономические закономерности? Но чудес в экономике не бывает.

Разбухшие затраты на энергоносители и транспортные расходы привели к снижению заработной платы и вытеснили из цен затраты воспроизводственного характера (амортизация на реновацию, НИОКР) и заставили предприятия ликвидировать техотделы, технологические службы, ОТК и другие, без которых можно было каким-то образом «перекрутиться». По этой же причине предприятия стали продавать в металлолом оборудование, ставшее «лишним», сдавать производственные площади под склады, офисы, магазины и т.п. Когда эти «резервы» кончаются, происходят банкротство и ликвидация предприятия.

Вывод из приведенных аргументов очевиден. Цены, действующие на российском рынке, таковыми не являются, так как утратили воспроизводственную функцию. Горе-рыночники, идеализирующие истинность свободных рыночных цен, усвоили, что товар должен стоить столько, сколько согласен заплатить за него покупатель. Но ведь цена (административная или рыночная) должна возместить продавцу затраты, включая расходы хотя бы на простое воспроизводство, так как в противном случае завтра рынок останется без товара.

Способны ли цены внутреннего российского рынка восстановить свои функции без постороннего вмешательства? Возможно. Однако неуправляемое восстановление эквивалентности обмена обеспечивает рынок по самому легкому пути, т.е. отсечением несбалансированных сфер и накоплением кризисной массы. Вспомним, как критическое снижение платежеспособного спроса привело к ликвидации гирлянды отраслей в машиностроении, легкой промышленности, вызвало глубочайший кризис сельского хозяйства.

За предприятиями, не вписавшимися в рынок, последовали бы и нынешние лидеры, если бы не было открыто окно внешнего спроса. Внешний спрос оперирует другими ценовыми стандартами, принципиально отличающимися от российских. Это преобразовало народнохозяйственный комплекс в подобие сиамских близнецов: внутренний рублевый рынок сросся с валютными экспортерами инфраструктурными отраслями, человеческим капиталом и системами жизнеобеспечения. Один из близнецов — экспортная часть - за счет искусственно поддерживаемого разрыва между паритетным и официальным курсами рубля пожирает все ресурсы, что в конечном итоге приведет к гибели обоих. Этот процесс, получивший название голландской болезни, признан опасным и требующим противодействия. Несмотря на это в правительстве сетуют по поводу укрепления рубля и мечтают о новом дефолте.

О наведении порядка в ценовом хозяйстве России речь тем более не идет. Крупный российский бизнес вполне устраивает сложившееся положение, позволившее превратить приватизационную добычу в многомиллиардные личные состояния. Следующий слой предпринимателей тоже приспособился к своеобразию российского рынка. Он спешит выкачать побольше доходов через сферу услуг, пользуясь дырами в хозяйственном законодательстве. По оценке Всемирного банка, перекачка денег из реального сектора в сферу услуг составляет до 20% ВВП. Современные бендеры располагают богатым арсеналом сравнительно честных способов присвоения денег (трансфертные цены, работа на давальческом сырье, завышенная стоимость кредитов, «минимизация» налогов и т.п.). Дойными коровами являются псевдоубыточные предприятия. По этой причине доля убыточных предприятий не опускается ниже 40%, хотя их многолетнее существование в условиях рынка — нонсенс. Интересы этих групп соблюдают «бескорыстные» чиновники и депутаты, периодически меняющиеся местами. Было три попытки принять закон о ценах, но, поскольку восстановление функций цен обернется для «профессионалов» во власти необходимостью жить на зарплату, их благополучно проваливали.